«СЕВЕРНЫЙ РАБОЧИЙ», 12 января 1961 года
Имя А. Корнейчука достаточно известно, чтобы привлечь внимание зрителя. Новый спектакль «Над Днепром» театром имени Ф. Г. Волкова афишировался давно, и ярославцы с нетерпением ждали премьеры.
Вот, наконец, наступил этот день.
Памятуя, что это комедия, да к тому же написанная опытным драматургом, сидящие в зале доверчиво откликаются смехом на остроумные и неостроумные реплики действующих лиц.
Как будто все в порядке. И в подзаголовке значится комедия, и зритель смеется. Чего же еще надо!
Но почему спектакль оставляет странное чувство неловкости, досады и недоумения! Выходишь из театра и думаешь: «Для чего?». Для чего написана пьеса, для чего поставлена она режиссером П. Н. Дюмоном? Только для того, чтобы зритель посмеялся? Не слишком ли этого мало?
Смех — грозная сила в борьбе со всякими недостатками. Маяковский говорил, что при помощи смеха «настолько можно выхлестать человека, что за год вперед будет сквозь брюки красное мясо просвечивать». Смех же пьесы «Над Днепром» бесцелен, комедийный заряд ее тратится впустую. Кто же в этом виноват? Пожалуй, в равной степени автор пьесы и режиссер спектакля.
В пьесе нет сюжетного узла, связывающего героев и эпизоды в единое целое. Конфликтов как будто много, но они только намечены, и ни один не доведен до конца. Столкновение Нечая и Сома разрешается в конце третьего действия отправкой винограда в Ленинград по удешевленной цене. Можно ли этот завершающий эпизод считать разрешением конфликта? Не слишком ли примитивно и облегченно пытается решить драматург вопрос о борьбе старого с новым в сознании человека?
Конфликт же между Мариной и Нечаем носит какой-то противоестественный характер. «А эти-то чего не поделили?» — слышу за своей спиной чей-то недоумевающий голос. «С жиру, верно, бесятся», — ехидно отвечает сосед.
Автор старается окутать туманом загадочности их отношения, но зритель видит здесь только художественное косноязычие.
Героев в пьесе много, но все они на одно лицо. Такое впечатление создается потому, что почти все они находятся в одинаковых ситуациях, и отношения пар (все герои почему-то распределяются попарно) старательно задернуты флером неизвестности (кроме Майи и Орла).
Попробуйте спросить зрителя: «Каковы отношения между Родионом и Мариной?». Он ответит вам: «Не знаю». А Лиды и Арсена? Тот же ответ. Наконец, задайте этот вопрос о Наталии Голубь и Маке, и зритель выйдет из терпения: «Да что вы пристали ко мне? Сам-то автор знает ли?».
Стоило ли брать для постановки пьесу, представляющую собой явно сырой материал, только потому, что она принадлежит перу автора «Платона Кречета» и «Калиновой рощи»? Конечно, нет. Мне кажется, что театру нужно было предложить драматургу доработать ее. Если же режиссер этого не сделал, то, следовательно, он надеялся договорить за автора все недосказанное. Только при этом условии можно было ставить пьесу.
Договорил ли режиссер то, что осталось неясным в пьесе? Чтобы ответить на этот вопрос, проследим, над чем же смеется зритель, всегда ли оправдан этот смех?
Вполне понятно, когда зритель смеется над сентиментальными отношениями Наташи Голубь и Мака, над гневом Лиды, готовой уничтожить свою соперницу, над комической фигурой Квака (П. К. Поляков) и пародийным образом Куксы (С. К. Тихонов). Понятен и смех зрителей при каждом появлении Сома. Артист большого творческого размаха, В. С. Нельский играет Сома хорошо. Но все же, думается, Сом несколько глуповат, слишком прост, чересчур добродушен, только комедиен. Словом, в его изображении явно не хватает сатирической соли. Сомы, живущие под корягами, в омутах, смешны только на сцене, а в жизни они страшны и отвратительны. За маской добродушия у них темная, как омут, душа. И страшны они особенно потому, что их философия «тугого кармана», философия хищника и хапуги, не случайная ошибка, а сознательное и твердое убеждение человека, желающего войти в коммунизм «степенно, как хозяева», и «главное. не торопиться...». Победить таких людей так сразу и так просто, как получается в спектакле, невозможно.
«Загадочность» авторского замысла в пьесе, неясность идеи и отсутствие сюжетной линии, незавершенность конфликтов дополняется и другим существенным недостатком — силуэтностью образов. Нет в пьесе ни одного четко очерченного характера. Этот недочет пьесы не исчезает и на сцене. Неопределенность характеров, за некоторым исключением, пожалуй, один из главных недостатков сценического воплощения комедии.
Заслуженному артисту РСФСР Н. В. Кузьмину досталась самая трудная роль. Ее очертания особенно расплывчаты. Кто же такой Родион? Романтик, гордец, честолюбец, несчастный, одинокий человек? Не ясно. И артист, по-моему, не определил сам, какого человека ему следует играть. Ведь какая-то из этих черт должна была стать ведущей в характере Родиона. Отсюда и неопределенность актерского почерка Кузьмина в этом спектакле, обычно умеющего вылепить четкий и яркий образ своего героя.
Сильный, волевой и страстный характер Марины виден в каждом движении заслуженной артистки РСФСР Л. Я. Макаровой. Но актрисе недостает разнообразия интонаций. На протяжении всей пьесы ее голос звучит на одной ноте, совсем нет мягких, приглушенных тонов, даже там, где иных и быть не может. Однообразие приводит к тому, что зритель не чувствует страданий Марины, остается равнодушным к ним.
Эпизодическая роль Майи, неизвестно с какой целью введенная в пьесу, исполняется двумя артистками — В. С. Шпагиной и Е. А. Кривцовой. Майя—Шпагина более женственна, по-девичьи непосредственна, порывиста; у Кривцовой же Майя скорее похожа на многоопытную женщину, чем на девушку, только еще начинающую жить.
Как всегда, с огоньком, по- настоящему комедийно играет Лиду 3. Л. Савченко. Она создает образ немножко взбалмошной, порывистой, непосредственной в своих чувствах девушки. Кстати сказать, Савченко — способная актриса, но она как-то остановилась в развитии своего сценического таланта.
Досадно, что не живет полнокровно на сцене Орина в исполнении С. А. Савицкой. Видно, что все ее движения продуманы и технически отделаны, а дыхания правды нет. К Орине никак не подходят слова Родиона: «Ну, и горячая же кровь у вас!». Но Савицкая — еще молодая артистка и сумеет преодолеть этот недостаток.
С мягким лирическим юмором и теплотой дается образ Антона Лукича Мака артистом И. Ф. Аристарховым. Простота, скромность, сердечность этого человека умело раскрываются им. И. Ф. Аристархов — один из талантливых артистов, он умеет войти во внутренний мир своего героя, вжиться в него и донести до зрителя просто и естественно главные черты его душевного облика.
Удачно исполняет маленькую роль Касьяна, сына Родиона, Ф. Мокеев. Он смог перевоплотиться в ученого, ушедшего с головой в мир «великих мертвецов», в «Касьянчика, тихого, деликатного, впечатлительного».
Языковая фальшь пьесы Корнейчука —- неудачное соединение газетного штампа с нарочитой красивостью — особенно режет слух в монологах Касьяна и Орла (роль его верно исполняет Н. Ф. Вакуров). Поэтому этим артистам трудно быть естественными в тех сценах, где вместо нормальной человеческой речи им приходится изъясняться «обломками» неуклюжих фраз.
Дважды, сразу же после поднятия занавеса, аплодирует зал: перед вторым и третьим действиями. Это аплодисменты мастерству художника спектакля, заслуженного деятеля искусств РСФСР А. И. Ипполитова. Декорация первого действия менее удачна, в ней нет украинского колорита, не чувствуется «щедрого утреннего» солнца.
Спектакль «Над Днепром» не оправдал надежду ярославцев. Они ждут от своего театра ярких, по-настоящему интересных работ.
В. ЗАХАРОВА,
сотрудник нештатного отдела литературы и искусства
редакции «Северного рабочего».