Мещане

«СЕВЕРНЫЙ РАБОЧИЙ», 6 октября 1934 года

Театр имени Волкова задумал, ставя «Мещан», по-новому истолковать эту пьесу, сделать ее не драмой мещан, не трагедией «лишних людей», а бытовой комедией, остро социальной сатирой. Иначе говоря, театр наметил своей задачей провести интереснейший и немаловажный опыт: под­нести зрителю новую трактовку образов горьковского произведения, отличную от той, которая многие годы тому назад по­казывалась на подмостках МХАТ.

И «Мещане» на сцене нашего театра — незаурядный, красочный спектакль. Таким он получился, главным образом, потому, что постановщику спектакля Ростовцеву удалось осуществить один из своих основных замыслов – крупным планом показать образы людей- «соколов», не приемлющих догм мещанства, зовущих к но­вой, свободной от обывательской рутины жизни. Сделать это удалось благодаря хорошей игре артистов Воробцова (Нил) и Гранитской (Полина).

Нил — приемный сын Бессеменова—яркий образ российского пролетария начала XX века. Он уже слышит приближение ве­ликого революционного шторма. Дыханием этого шторма наполнены его слова, обра­щенные к мещанам, в среде которых он вынужден жить. Почти все нити, связывав­шие его когда-то с домом Бессеменова, порваны (осталась одна лишь нить, еще удерживающая Нила у приемного отца — это Поля). Нил — здоровое начало, проти­вопоставленное Горьким «кротам, ужам и крохоборам», которые «укоротили жизнь».

Другим, таким-же социально здоровым типом является и швейка Поля. Уютная, сытая, но насквозь гнилая жизнь не прельщает ее. Она вместе с Нилом восстает против своего «благодетеля», думающего, что всё в доме должно быть покорным ему.

Воробцов правдиво и рельефно подает зрителю горьковский текст, подчеркивая его свободным и размашистым жестом. Так же правдиво и непринужденно ведет свою роль и Гранитская. В игре этих ак­теров нет фальшивой восторженности и ходульности. В результате получились соч­ные образы людей-«соколов».

Однако, несмотря на явно успешное раз­решение одного из основных замыслов постановщика спектакля — опыт с «Меща­нами» до конца не доведен. Он является шагом, заслуживающим серьезнейшего внимания. Его следует приветствовать. Но только как начинание.

Ибо второй, не менее важный замысел — показать зрителю едкую сатиру на мещан пошиба Татьяны и Петра — детей Бессеме­нова — носящих маски страдающих и не понятых людей, этот замысел не удался.

Петр в игре артиста Риттера неубеди­телен. Внешне культурный, на первый взгляд искренне возмущенный порядками в доме своего отца, на самом деле, — такой же мещанин, как и старик Бессеменов, в душе мечтающий лишь о теплом месте и о «красивой» жизни — таким должен быть сделан образ Петра. А Риттер подал его схематически, сухо, затушевывая по­рой остроту горьковского текста. Он не показал Петра живым человеком.

Еще менее удачен образ Татьяны, сделанный артисткой Щегловой. Вопреки на­мерению постановщика и самой исполнительницы, этот образ был сделан в тонах подражания МХАТу (причем, подражание это, конечно, весьма отдаленно напоминало зрителю о том большом мастерстве, с ко­торым когда-то на мхатовской сцепе ис­полнялась — пусть в искаженном, но по-горьковски поданном толковании — роль Татьяны). Причина подобной неудачи заключается, главным образом, в том, что Щеглова не пошла по пути полного раскрытия образа Татьяны. Она ограничилась лишь одним воспроизведением текста Горького, не дополняя его нужным жес­том, соответствующей интонацией и т.п.

Центральной фигурой «Мещан» являете старик Бессеменов, старшина малярного цеха. Это человек в меру добрый, в меру глупый, в меру честный, в меру под­лый. Он любит своих детей, но в то же время на каждом шагу отравляет их жизнь. Он всяческими неправдами выбился в лю­ди, зато последователен в своей мещанской морали, обязывающей его с презрением относиться к людям, подобным Елене Кравцовой.

Показать его именно таким, чтобы зри­тель хорошо почувствовал всю отвратитель­ность гнусного образа российского меща­нина — вот задача, которую должен был разрешить артист Якушенко. И он спра­вился с этой задачей. Сочная игра, метко схваченные жесты, своевременно и выразительно подчеркивающие наиболее харак­терные части текста — все это помогло тому, что образ Бессеменова, созданный Якушенко, дошел до зрителя (несмотря на некоторую утрировку, допущенную арти­стом, которая местами переходила в шарж).

Но и игра Якушенко не смогла заменить того главного, без чего опыт, задуманный театром им. Волкова, не смог быть дове­ден до конца — актерского ансамбля.

Не только неудачное выполнение своих ролей артистами Щегловой и Риттером служат показателем отсутствия такого ан­самбля. О том свидетельствует и недоработанность вторых ролей, поданных исклю­чительно бледно, порой отдающих низко­сортным лубком, вроде дворника в игре Тарасова. (Как исключение, следует от­метить лишь артистку Иванову, сумевшую с максимальной выразительностью испол­нить роль кухарки Степаниды, заменяя отсутствующие слова скупым, но красноречи­вым жестом и тончайшими оттенками мимики.) Ансамбль—спектакль не получился еще и вследствие неверно и слабо выпол­ненных массовых сцен (одна из которых, с участием торговки, чиновника и др. лиц вносит в третий акт нотки резкого диссо­нанса).

Театр имени Волкова имеет все возмож­ности к тому, чтобы преодолеть ошибки, допущенные в постановке «Мещан». Зало­гом тому служит наличие незаурядных ак­теров, такого выдающегося художествен­ного руководителя, каким является И. А. Ро­стовцев, желание драмколлектива совершен­ствовать свою работу.

Поэтому нужно полагать, что неразре­шенный еще на сегодня опыт новой трактовки пьесы Горького будет в ближайшее время доведен до конца.

КИВРИН